Религиозная ксенофобия принципиально отличается от национальной. В первую очередь даже не потому, что религию можно выбрать или поменять, а потому, что негативное отношение к другим нациям вовсе не обязательно для собственной национальной идентификации, а вот более или менее негативное отношение к другим религиозным воззрениям необходимо для практически любой религиозной идентификации. Это негативное отношение может варьироваться от легкого высокомерия, которое слышится во фразе "они по-своему тоже верят в того же Бога", до сколь угодно резкого неприятия любого уклонения от религиозной догмы.

Осуждать такое негативное отношение - значит осуждать саму суть религиозной идентификации, что являлось бы со стороны наблюдателя таким же (если не жестче, что нередко бывает) негативным отношением по религиозному признаку. Даже если наблюдатель сам не имеет никакого религиозного чувства, он не вправе отрицать его в других. Таким образом, мы считаем, что область религиозной ксенофобии как осуждаемого социального феномена гораздо уже, чем область национальной (этнической, расовой и т. д.) ксенофобии. А именно - мы хотели бы сразу исключить в качестве признака ксенофобии сколь угодно резкие высказывания о вере или мировоззрении других.

Это не означает исключения из рассмотрения любых негативных высказываний об этих других. Вполне осуждаемыми мы склонны считать такие высказывания, которые возбуждают вражду по отношению к ним не из-за тех или иных положений их вероучения, а из-за их происхождения, социальной практики, образа жизни; высказывания, которые прямо или завуалированно призывают органы власти к дискриминации. Иначе говоря, религиозная проповедь религиозных деятелей (в т. ч. и проповедь религиозной исключительности) не может рассматриваться как социально предосудительная ксенофобия, а вот их же выступления по социальным проблемам, к каковым относится и существование религий в обществе, могут и должны рассматриваться в одном ряду с высказываниями любых других общественных деятелей.

Существует, не совсем четкое, разделение религий на более или менее укорененные в стране или в какой-то ее части. Очевидно, например, что ислам традиционнее для России, чем учение Р. Хаббарда. В этом смысле вполне уместно говорить о "традиционных религиях". Но введение такого понятия должно обязательно сопровождаться пояснением, что традиционность - вещь весьма относительная. (Например, ученики ламы О. Нидала выглядят недостаточно традиционно, но они являются одной из ветвей ортодоксального тибетского буддизма, давно уже представленного в России, а экзотичная для многих старообрядческая Церковь очевидно традиционнее "никонианской" Русской православной церкви.) И главное, сам по себе срок функционирования религии на территории страны ничего еще не говорит даже о степени ее влияния на общество: "Свидетелей Иеговы" в России гораздо больше, чем лютеран, а в Марий Эл вполне живое древнее язычество все же уступает во влиятельности православию. Таким образом, понятие "традиционности" религии не может сводиться ни к каким формальным признакам и хотя бы поэтому должно оставаться в области религиоведения.

Тем не менее термин "традиционные религии" на глазах приобретает политическое и даже правовое значение, что может создать и уже создает (см. ниже) лишь опасные коллизии. На уровне законодательства понятие традиционности отразилось пока в не имеющей нормативного значения преамбуле закона 1997 г. "О свободе совести и религиозных объединениях": там особо выделено православие, а потом традиционными названы христианство, ислам, буддизм, иудаизм и какие-то "другие" религии. Но с тех пор в общественной дискуссии появилось еще и понятие "традиционной религиозной организации", что уже и вовсе странно: ведь в годы революции правопреемство всех религиозных организаций в стране, не исключая Русской православной церкви (до революции и называвшейся иначе), было прервано.
  В настоящее время сформировался узкий круг религиозных организаций, не только называющих себя и друг друга "традиционными", но и признаваемых в этом смутно привилегированном качестве государством и значительной частью общества. Это - Русская православная церковь Московского патриархата; Центральное духовное управление мусульман России и европейских стран СНГ (ЦДУМ), возглавляемое муфтием Т. Таджуддином; Традиционная буддистская сангха России во главе с хамбо-ламой Д. Аюшеевым. К ним в несколько неясном - из-за внутриконфессиональной конкуренции - статусе примыкают: Совет муфтиев России во главе с муфтием Р. Гайнутдином; Федерация еврейских общин России (ФЕОР) раввина Б. Лазара и Конгресс еврейских религиозных общин и организаций России (КЕРООР) раввина А. Шаевича. Разумеется, никто не берется отрицать традиционности старообрядцев, респектабельности лютеран или баптистов, но все же они в этот круг не входят. Именно перечисленные организации образуют сейчас Межрелигиозный совет России (МСР) (вместо Совета муфтиев там, правда, представлен дружественный ему Координационный центр мусульман Северного Кавказа), составив, тем самым, круг даже более узкий, чем отобрало для диалога государство - в виде президентского Совета по взаимодействию с религиозными объединениями.

Трудно подобрать общее название для организаций, входящих в МСР. Они не "традиционнее" многих других, они даже не обязательно самые многочисленные. Но в отношениях с государством и, пожалуй, с обществом в целом они явно лидируют. Поэтому далее мы их и будем называть "лидирующими религиозными организациями". Соответственно, нас интересует, насколько именно эти организации вносят вклад в ксенофобные тенденции в нашем обществе.

Важно при этом разделять позицию руководства этих организаций и позицию отдельных священнослужителей (и тем более тех или иных верующих) - позицию организации все-таки отражают только официальные документы и заявления ее руководства. Соответственно, мы не будем рассматривать в этом разделе доклада многочисленные более или менее радикальные ксенофобные группы внутри православия, ислама и т. д.

Ксенофобию мы будем рассматривать трех видов - религиозную, этническую и "межцивилизационную" (по отношению к иным культурам и целым группам стран). Бывают, конечно, и другие виды ксенофобии. Например, по отношению к сексуальным меньшинствам. Но такие виды ксенофобии нам кажется принципиально неверным ставить в вину нашим лидирующим религиозным объединениям: резкое отвержение гомосексуализма, нарушений религиозной половой морали вообще входит в саму суть их религиозных учений, является предметом веры. Соответствующие выступления являются неотъемлемой частью религиозной проповеди.

О вопросах морали шла речь, например, в письме патриарха Алексия II по поводу Хартии фундаментальных прав Европейского союза. Патриарх тогда писал, что статьи Хартии о недискриминации не могут в полной мере применяться в Церкви, так что должно быть оговорено, что Церковь как добровольное объединение может устанавливать иные правила. В частности, это относится к равенству полов. По поводу дискриминации по признаку сексуальной ориентации сказано еще жестче: "разделения по признаку "сексуальной ориентации" не признаются нами укорененными в природе человека". Было выражено также недовольство отсутствием каких-либо ограничений на творчество в науке и искусстве.

Проблема роста фундаментализма в РПЦ

 
Так сложилось, что обвинения в национализме из всех основных религиозных объединений чаще всего обращены к православным, к Русской православной церкви. Но на уровне доктрины РПЦ как организация не только не проявляет, но и прямо отвергает национализм. В принятых на Архиерейском соборе РПЦ в августе 2000 г. "Основах социальной концепции" сказано:

"Национальные чувства могут стать причиной греховных явлений, таких, как агрессивный национализм, ксенофобия, национальная исключительность, межэтническая вражда. В своем крайнем выражении эти явления нередко приводят к ограничению прав личностей и народов, войнам и иным проявлениям насилия.

Православной этике противоречит деление народов на лучшие и худшие, принижение какой-либо этнической или гражданской нации. Тем более несогласны с православием учения, которые ставят нацию на место Бога или низводят веру до одного из аспектов национального самосознания" .

И на практике руководство РПЦ, равно как и других "лидирующих религиозных организаций", не позволяет себе националистических заявлений.

Правда, в политике церковные лидеры, тем не менее, чаще сотрудничают с националистически или хотя бы имперски настроенными деятелями, чем с либералами. (Это, кстати, относится и к лидерам мусульман.) Подтверждением может служить, например, девятилетняя история основного церковно-политического форума, проходящего под официальной эгидой патриархии - Всемирного русского народного собора (ВРНС).

Руководитель отдела Патриархии по образованию и катехизации игумен Иоанн (Экономцев) выступил одним из инициаторов движения "Евразия", созданного 21 апреля 2001 г. явным политическим экстремистом А. Дугиным. Активную роль в учреждении "Евразии" сыграло и Духовное управление мусульман Т. Таджуддина. Таджуддин и многие его коллеги в индивидуальном порядке вступили в созданную на базе "Евразии" партию. (Буддисты и иудеи были представлены при учреждении движения малозначительными фигурами.)

Но все же главная проблема РПЦ - в попустительстве национализму внутри Церкви. О национализме в РПЦ писали уже очень много, и эту тему достаточно затронуть кратко. Агрессивный русский национализм довольно широко распространен в нашей стране, и было бы странно предположить, что он не будет представлен также и в Церкви, как и во всяком широком общественном объединении, не требующем жестко от своих членов категорического отказа от национализма.

Есть и печальное дореволюционное наследие - тесная связь многих церковных иерархов и клириков с черносотенными организациями. Более того, эта связь не была явно осуждена, а целый ряд черносотенцев канонизирован в последнее десятилетие, в т. ч. в момент массовой канонизации новомучеников на юбилейном Архиерейском соборе в августе 2000 г.

С тех пор как в 1991 г. патриарха Алексия II перестали (на время) поминать за богослужением в нескольких монастырях за его примирительное выступление перед американскими раввинами, руководство РПЦ не решается прямо выступать против антисемитизма, являющегося важнейшей компонентой идеологического русского национализма. Об антисемитизме нет упоминаний и в "Основах социальной концепции".

Антисемитская литература свободно продается в православных храмах, и недавно можно было убедиться, что это делается в согласии с епископатом. Екатеринбургская областная про-куратура 13 декабря 2001 г. завела уголовное дело по ст. 282 УК ("возбуждение национальной и религиозной вражды") по заявлению лидеров местных национальных общин, возмущенных подобными фактами. Заявители обвиняли в антисемитизме не только продавцов антисемитской литературы, но и редакции "Православной газеты" и журнала "Православный вест-ник", которые издаются с благословения епископа Екатеринбургского и Верхотурского Викентия (Мораря).

В "Православном вестнике" не раз публиковались стихи известного православного барда иеромонаха Романа, в которых есть и такие строки: "Шолом, - визжат пейсатые мужи: антихриста антихристы встречают. Их час настал! На троне - жидовин!"; "Но горше первых - третий вид: когда Россией правит жид".

В связи с уголовным делом пресс-секретарь Екатеринбургской епархии Б. Косинский заявил, что лингвистические экспертизы книги Нилуса "Близ есть при дверех", включающей "Протоколы сионских мудрецов", проводились уже не раз и на протяжении многих лет ни у кого из представителей "традиционных конфессий" претензий к автору не возникало. Нилус был не политическим, а духовным писателем, что, по мнению Косинского, само по себе отрицает наличие в его произведениях повода для религиозной розни; то же касается и "Православной газеты" как духовного, а не светского издания. (Уголовное дело в марте 2002 г. было закрыто.)

Непоследовательная позиция руководства РПЦ (причины которой мы здесь не будем обсуждать) позволяет клирикам сотрудничать с агрессивно националистическими группировками. Фактов таких множество. РНЕ, крупнейшая националистическая организация, лишь условно православная, на деле активно сотрудничает во многих регионах с клиром РПЦ. Свидетельств прямого одобрения такого сотрудничества со стороны епископата нет, но известны факты явного, пусть и эпизодического, покровительства. Достаточно упомянуть, что 10 января 2001 г. на вечере, посвященном 10-летию "Русского вестника", одной из самых влиятельных национал-радикальных газет, было зачитано приветственное письмо патриарха: "В течение десяти лет газете "Русский вестник", вопреки многим трудностям, удавалось с бесстрашием и ревностью отстаивать традиционные ценности нашего народа, защищать его святыни от поругания, давать нравственную оценку происходящему в обществе".

Но важнее любых контактов с внецерковными националистами то, что активно действуют националисты внутрицерковные - политизированные православные братства и другие группы. Они отнюдь не поддерживаются священноначалием, но "исключить" из Церкви за политические взгляды нельзя, и националистические братства продолжают активно действовать. Более того, они являются неотъемлемой частью "православной общественности", так что православно-националистические активисты присутствуют практически в любом православно-политическом собрании. Это относится и к вышеупомянутому Всемирному русскому народному собору (ВРНС). По поводу последнего, шестого, Собора, прошедшего 13-14 декабря 2001 г., глава отдела внешних церковных связей (ОВЦС) митрополит Кирилл (Гундяев) говорил, что на нем радикалов не было, хотя на деле их просто было меньше, чем обычно (не было В. Осипова, но были В. Клыков, М. Любомудров, игумен Кирилл (Сахаров), и им меньше давали слово. Важно отметить, что ВРНС - не рядовое событие; он всегда освещается СМИ как место, где заявляется социально-политическая позиция Церкви и где фиксируются ее отношения с властью и политиками. На VI ВРНС впервые выступал президент РФ.

И самое существенное - национализм или антизападничество для политизированных православных братств и подобных организаций есть лишь производная от их общей мировоззренческой установки, которую правильнее всего было бы назвать "русским православным фундаментализмом". Это мировоззрение, основанное на крайне мифологизированных представлениях о дореволюционной православной монархии, очень широко распространено в Церкви. Не пытаясь анализировать это явление в рамках доклада, отметим только, что "русские православные фундаменталисты" выступают за восстановление самодержавия, ограничений для евреев и вообще для иноверцев, имперского принципа построения государства, государственного статуса РПЦ, за полный отказ от концепций демократии и прав человека (в частности, свободы совести), противостояние любым формам влияния Запада внутри страны и борьбу с ним за ее пределами, жесткий патернализм государства во всех областях, принудительное утверждение "православных ценностей" в быту, культуре и даже экономике.

Эти настроения распространены столь широко, что Патриархия может выступать только против самых крайних их проявлений. Умеренные фундаменталистские круги уже сосуществуют с Патриархией более или менее мирно. Более того, фундаментализм в РПЦ с начала1990-х гг. и до сих пор находится на подъеме, и нет никаких оснований полагать, что этот подъем в ближайшие годы остановится.

Именно фундаментализм, а не национализм как таковой, является основным антимодернистским, ксенофобным феноменом, продуцируемым Церковью в целом. И руководство Патриархии, вынужденно, надо полагать, покрывает фундаменталистов, не отмежевывается от них - и тем самым, в глазах общества, их легитимизирует и поддерживает. Благодаря такой политике руководства РПЦ, да и некоторых других лидирующих религиозных организаций, действия немногочисленных радикалов объективно подкрепляются их авторитетом.

"Традиционные религии" против "нетрадиционных"

Как уже говорилось, мы не склонны ставить в вину религиозным деятелям неприятие других религий. Но необходимо отметить, что по отношению друг к другу руководство лидирующих религиозных организаций не позволяет себе ни малейших выпадов, а одни только призывы к миру и межрелигиозному диалогу. Заметным исключением являются отношения между организациями в одной конфессии: две конкурирующие иудейские организации и особенно два лидирующих муфтия не стесняются в выражениях по отношению к противнику. Легко предположить, что миролюбие "лидирующих" основано на неоднократно продекларированном отказе от взаимного прозелитизма, то есть от "конкуренции" за паству. Достигается это за счет того, что религиозные лидеры постоянно увязывают религию с этническим происхождением, что, кстати, является косвенным проявлением националистического мышления (мышления не столько в терминах отношений индивидов, сколько в терминах отношений этнических групп), от которого все, кроме иудеев, формально открещиваются.

Соответственно, отношение к иным религиозным организациям, не проводящим такой увязки и, следовательно, не уклоняющимся от "конкуренции", совершенно иное. [На практике, конечно, есть переходы из православия в ислам, из буддизма в иудаизм и т. д., но расширение паствы за счет "соседей" не является практической целью ни одной из этой четверки религий (а для иудеев и теоретически такая задача не стоит). Позиция протестантов, особенно нео-протестантов, в этом отношении более гибкая. А новые религиозные движения готовы активно бороться за привлечение "чужих" адептов. Но прозелитизм никак не может быть поставлен в вину религиозной организации: религия предполагает проповедь, а верующие - не имущество своих пастырей.] Их обвиняют в том, что они переманивают людей из "традиционной" веры в "нетрадиционную", что уже само по себе является формой ксенофобии: это утверждение неполноценности другой религии не по собственно религиозным причинам, что приемлемо, а по каким-то иным: срока существования, численности адептов, "вклада в культуру" и т. п. Понятно, что новые религиозные движения (НРД - устоявшееся уже понятие в религиоведении ) часто вызывают недоумение или моральный протест граждан поведением своих лидеров и адептов, но это не может являться правомерным основанием для проявления враждебности по отношению к ним: ведь речь идет об их религиозном выборе.

Дело усугубляется тем, что никакого списка "нетрадиционных религий" не существует, соответственно, обвинения носят, как правило, безадресный характер и воспринимаются расширительно. Для сужения круга постоянно используются термины "тоталитарная секта", "деструктивный культ", "псевдорелигиозная структура" и т. п. Ни один из них не имеет хоть сколько-нибудь ясного и общепринятого значения; также не существует общепринятого списка таких "сект" и "культов". Таким образом, сужения не получается, и никакой четкой границы между запрещенной и прибегавшей к реальному терроризму "Аум Синрике" и, например, вполне уже "традиционными" баптистами не образуется.

Наиболее часто используемый реестр "тоталитарных сект" - изданный миссионерским отделом Московской патриархии, возглавляемым архиепископом Белгородским и Старооскольским Иоанном (Поповым), справочник "Новые религиозные организации России деструктивного и оккультного характера" - неоднократно подвергался серьезной критике за тенденциозность и искажения фактов. Сам же арх. Иоанн 26 января 2000 г. на заседании секции "Мир религиозного сектантства. Опыт преодоления проблемы" VIII Международных рождественских образовательных чтений заявил, что секты являются угрозой национальной безопасности России и главное, что мы должны сегодня сделать, - это внести в Уголовный кодекс "статью за ритуальное убийство". Резкие выступления иерархов РПЦ против "тоталитарных сект" можно было бы цитировать бесконечно.

Так же считают и все без исключения лидирующие религиозные организации. Например, 20 сентября 2001 г. члены Межрелигиозного совета России выразили недовольство тем, что экспертный совет при Министерстве юстиции "не выполняет свою основную функцию - ограждение страны и ее населения от влияния сект, которые регистрируются Министерством юстиции с одобрения этого органа", то есть прямо призвали к дискриминации по религиозному признаку.

Особую неприязнь при этом вызывают иностранные миссионеры. Против них во многих регионах страны принимались местные дискриминационные законы, и когда федеральная власть занялась исправлением этого явного нарушения, РПЦ воспротивилась. Например, митрополит Ювеналий (Поярков) 30 мая 2001 г. на заседании Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте РФ заявил заместителю министра юстиции Е. Сидоренко: "Раз местные законы были приняты, значит, они были приняты не случайно, нужно понять причины их появления", и предложил пригласить представителей субъектов Федерации, чтобы они объяснили, как же они будут "жить дальше без этих законов".

Из основных религиозных лидеров наиболее резко осуждает иностранных миссионеров муфтий Т. Таджуддин. Вот лишь одно из его высказываний:

"Если мы сегодня закроем глаза на распространение в РФ зарубежных христианских структур, завтра Россию заполонят новообразования, связанные с зарубежным исламом. Я уже не говорю о хлынувших на нас из-за границы экзотических миссионерах деструктивных культов, которых власти до последнего времени бездумно привечали. В места традиционного проживания христиан или мусульман вдруг приходит непонятного происхождения деятель-сектант, оккультист. Он активно проповедует. Станет издавать газеты, дарить сувениры, раздавать гуманитарную помощь. Он купит телевизионное время, за полгода на лужайке возведет трехэтажный особняк, а последователи традиционных конфессий не всегда сейчас могут заплатить за свет и отопление. Неужели вы думаете, что при виде этого исконное население должно молчать? Ошибаетесь" .

Резкие высказывания Т. Таджуддина легко находят понимание: мусульманские иностранные миссионеры нередко принадлежат к фундаменталистским кругам, замешанным и в политическом экстремизме (в т. ч. в чеченском сепаратизме), и, соответственно, вызывают более обоснованные опасения со стороны государства.

Впрочем, подобные эмоции вызывают не только новые религиозные движения. Традиционно негативно воспринимаются в Русской православной церкви католики. Конечно, по отношению к ним руководство РПЦ не позволяет себе таких высказываний, как по отношению к НРД, но в острых ситуациях нейтральный тон выдержать не удается. Решение Папы Римского о преобразовании с 11 февраля 2002 г. временных административных структур Римско-католической церкви в России в обычные епархии вызвало бурю протестов в РПЦ. Оставляя в стороне суть канонического спора о епархиях, отметим, что РПЦ имела полное право критиковать действия Папы (как любое общественное объединение вправе критиковать любое другое), но не удержалось от явно ксенофобных пассажей. Патриарх Алексий II заявил: "Мы рассматриваем это как вторжение на Русь". Причем патриарх сказал это не про учреждение епархий, а по поводу телемоста Папы и московских католиков, назначенного на 2 марта 2002 г., и счел нужным добавить, что 2 марта - день памяти патриарха Ермогена, "который в смутное время противостоял тем же попыткам - внедриться на русскую землю Римско-католической церкви".

Пафос борьбы с "нетрадиционными религиями" иногда доходит и до прямых призывов к насилию. При этом мы говорим не о поведении рядовых священнослужителей. Протоиерей Д. Смирнов, исполняющий обязанности председателя отдела Патриархии по связям с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, проректор Свято-Тихоновского богословского института (и один из ведущих идеологов фундаментализма), в интервью радио "Радонеж" 17 сентября 2001 г. сказал:

"Ну, что, например, в Москве - недостаточно кирпичей, чтобы все эти секс-шопы разгромить? <…> Так что, если люди взялись бы, какие проблемы? Или, например, секта. Ну, пришло, скажем, восемьсот человек и разогнали секту! Чтобы разогнать толпу в восемьсот человек, сколько нужно милиции? И потом, никакому префекту и никакому градоначальнику не понравится, что народ бунтует. Пришло полторы тысячи человек в кабинет: "А вы очистите от мормонов нашу жизнь! Давайте нам законы, которые нам нужны! Иначе - соберем десять тысяч человек и в Думу никого не пустим! Идите по домам и разрабатывайте проект о том, чтобы изгнать вообще все секты!" <…> Можно действовать по закону, можно - народным способом. Как угодно. Но избави Бог от каких-то убийств, поджогов и т. д. Потому что могут люди пострадать".

продолжение

Попытки вовлечения государства в межконфессиональную борьбу